Важность безрассудства. Глава 1. Часть II - Потеря чувства удивления

Одной холодной ночью, залитой мерцанием звезд, я стоял на краю тьмы и ждал восход. Песок в пустыне блестел словно посеребренный сахар. Снова и снова ветер шептал мне Его имя: “Авва, Авва”. Моя вахта закончилась, и я понимал, что моя жизнь уже никогда не будет прежней. В уединенной пещере в пустыне Сарагоса я познал Бога, как своего Отца. Я снова был ребенком, охваченным чувством восторга, любви и хвалы.

Снова стать маленьким ребенком (поскольку Иисус учил нас делать именно так) - означает вернуть себе чувство удивления, восхищения и огромного восторга от всего, что реально. Посмотрите на лицо ребенка рождественским утром, когда он входит в гостиную, преобразившуюся от ночного визита Санта Клауса. Или когда он находит монету под подушкой, или видит свою первую радугу, или впервые вдыхает аромат розы. У немногих из нас перехватывает дыхание от этих вещей, как когда-то раньше. Прогулка по коридору времени сделала нас больше, а все остальное уменьшилось в размерах и перестало нас впечатлять.

Мы знаем силу своего ума и воли. Мы добились некоторой власти над природой, над болезнями. Посредством чуда современных технологий мы смогли увидеть, услышать и пережить то, что было однажды доступно только Колумбу,  Магеллану и другим путешественникам. В не столь отдаленном прошлом было время, когда гром заставлял людей трястись от страха и ощущать себя маленькими. Но Бога вытесняют из Его мира наукой. Чем больше человек знает о метеорологии, тем меньше его тянет перекреститься во время грозы. Теперь самолеты летают над ураганами, под ними и вокруг них. Спутники низводят эти однажды внушавшие страх явления природы до фотографий. Какое бесславие (если гроза может страдать от бесславия) быть низведенным от Божьего деяния до мелкой неприятности!

Даже космос постепенно перестал впечатлять нас. Мы говорим о пробах грунта на Марсе с таким же восхищением, как если бы мы отправили фотографа в Ист-Виллидж в Нью-Йорке. Мы стали пресыщенными, неспособными испытывать восторг и восхищение. Это уменьшение впечатлительности может быть признаком зрелости, необходимым и здоровым последствием прогресса. Но мне кажется, что это больше свидетельствует о нашей потере равновесия. По-настоящему уравновешенный человек сохраняет способность испытывать восхищение и выражает готовность выражать его посредством признания Творца, спонтанного признания того, что он - человек, а не Бог, ограниченное существо, которое, будучи далеко от понимания бесконечности, счастливо и безнадежно поглощено восторгом от нее.

Наш лаконичный ответ на реальность еще более спокоен, когда мы встречаемся с Иисусом Христом и исследуем христианский образ жизни. Хотя мы окружены такой возвышенной и требовательной этикой, что это кажется невозможным, но нас не ошеломляет тот образ жизни, который предложен нам Христом. Он говорит, что стандарт для христианского образа жизни - это агапэ. “Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих” (Иоанн 15:13).

По выражению Павла, любовь к Иисусу - это кенозис, полное самоопустошение. И Христос решительно говорит: “как Я возлюбил вас, [так] и вы да любите друг друга” (Иоанн 13:34). Хотя он предлагает нам такое изобилие благости и святости, перед которыми мы можем только прошептать: “Кто же тогда может спастись?”, нам все равно очень сильно не хватает чувства удивления. Мы напоминаем спринтера, которого попросили пробежать стометровку за пять секунд. После нескольких безуспешных попыток он начинает расстраиваться из-за состояния беговой дорожки и жалуется на то, что ему жмут кроссовки.  Ему никогда не приходит в голову то, что эта затея по-человечески невозможна. Нам нужно уделить время тому, чтобы на некоторое время открыть от изумления рот в ответ на то, что от нас требуется.

Поразмышляйте всего о нескольких радикальных требованиях, записанных в синоптических Евангелиях: Если кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Матфей 5:39). Кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду (Матфей 5:40). Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся (Матфей 5:42) В этих местах Писания Иисус описывает ответ христианина на действия других. 

Но Его учение не просто пассивно: “Любите врагов ваших [даже таких, как Саддам Хуссейн], благословляйте проклинающих вас” (Матфей 5:44). Иисус показывает Своего небесного Отца как пример для нас. Как Бог посылает дождь на праведных и неправедных, так и мы должны поступать так же. Любой может любить своих друзей, тех, к кому он испытывает взаимные чувства. Истинное благочестие требует больше, гораздо больше.

Нагорная проповедь продолжается: Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя (Матфей 5:29). И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя (Матфей 5:30). Когда приходит призыв Христа, наш ответ на него должен быть от всего сердца: “Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов” (Матфей 8:21–22). Сюда включен отказ — полный отказ — от семьи: “Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником” (Лука 14:25–26). 

Иисус говорит: Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали [и] пророков, бывших прежде вас (Матфей 5:11 - 12). Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч (Матфей 10:34). Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел (Иоанн 15:18)

Список таких стихов можно продолжать и продолжать. Сумасбродные, завышенные требования. Христос пришел не для того, чтобы принести мир, а меч. Он хочет, чтобы мы облеклись во всеоружие Божье, а не в банные халаты. Он противоречит нашим заключения, что проза - это поэзия, речь - это песня, близорукость - это ясное видение, и что видимое, ощутимое и бренное может быть достойным достижением для того, кто вдохнул в себя творческую сущность Бога. Единственная нормальная реакция на евангельский стандарт святости - это удивление и замешательство, граничащее с недовольством. Божье Слово должно приводить нас в смущение, потому что оно так много говорит о том, чего мы не хотим слышать. Но почему большинство из нас не приходят в смущение? Почему Слово не приводит нас в восторг, не пугает и не шокирует? Это не из-за того, что мы плохо его знаем - мы слышим его из недели в неделю. Почему оно не заставляет нас переоценить свою жизнь? 

Все исходит от наших заблуждений. Это возвращается к нашему заблуждению. Мишель Куист говорит: Мы удовлетворены  своей приличной  маленькой жизнью. Мы довольны своими хорошими привычками; мы принимаем их за добродетели. Мы довольны своими небольшими усилиями; мы принимаем их за продвижение вперед. Мы гордимся своими действиями; они заставляют нас думать, что мы жертвуем собой. Нас впечатляет наше влияние; мы представляем, что оно будет преобразовывать жизнь других. Мы гордимся тем, что отдаем, хотя это скрывает то, что мы удерживаем для себя. Мы даже можем ошибочно принимать совпадающие интересы за настоящую дружбу.

Когда искренний христианин открывает себя для жизни, предложенной Иисусом — жизни постоянной молитвы и полного бескорыстия, творческого совершенства и чистоты сердца, которая превосходит целомудрие, чтобы повлиять на каждый аспект нашей личности - Его чувство восторга и удивления может быстро превратиться в цинизм и пессимизм. Начинает расти подозрение, что евангельская этика - непрактична, невозможна, и поэтому не важна. Это красивые слова, но кто обращает на них внимание. В конце концов, от меня нельзя требовать все это делать! Я не могу выжить в современных джунглях, если я буду относиться к словам Иисуса серьезно. Я не могу быть всегда щедрым. Должен быть предел. Но Христос не устанавливает никаких пределов. И нужно встретиться с этой проблемой лицом к лицу. Является ли евангельская этика устаревшей и не имеющей отношения к действительности? Кто-нибудь вообще обращает на нее внимание? Должны ли мы стараться избегать ее в своем учении?

В ходе истории было предложено несколько решений, чтобы разрядить динамит учения Иисуса о морали. Согласно одному подходу “Иисус говорит с точки зрения восточного человека. Вы знаете, как они все имеют тенденцию обращаться к мистицизму. Они не такие рационалисты, как мы”. Мы перенесли наш уравновешенный западный образ мышления на поэтический, творческий, семитский образ мыслей Иисуса. В конце концов, ни у кого из глаз не торчат бревна. А как насчет этого образа: “ удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие”. Такой язык не просто невозможен. Он невежествен! Разве на нас не влияет экономика? Миром управляют деньги. Любые христианские мероприятия нуждаются в финансировании. 

А как насчет отрывка из Иоанна о болях женщины, рождающей ребенка или об опустошении чрева, как написано у Марка. Это слишком сильный язык. Люди не поймут. Будет более благоразумно сделать эти опасные принципы безопасными. Влейте как можно больше воды в огненное вино Христа. В конце концов, он был восточным человеком. Очень хорошо. Пусть будет так. Тем не менее, Иисус сказал: “Прощайте ближнему до седмижды семидесяти раз” (Матфей 18:22). Даже если это наставление - “восточное преувеличение”, оно должно что-то означать. А что означают многие другие острые формулировки, которые так сильно любил Иисус? Что означает важная фраза “благая весть проповедуется нищим” (Матфей 11:5, перевод с англ. - примеч. переводчика)?

Спрашивается, сколько из тех, кто протестуют против присутствия христиан на антивоенных демонстрациях, познали истину о том, что миссия церкви состоит в том, чтобы проповедовать евангелие нищим? Сколько монашеских орденов были основаны, чтобы учить бедных, а теперь обходятся так дорого, что нищие не могут себе позволить их? Проходим ли мы мимо стиха о прощении ближнего седмижды семьдесят раз, как мимо восточного преувеличения, или мы вынуждены признать, что признак церкви Христа - это то, что она должна быть местом для нищих? Разве Мессию признают не через служение бедным?

Ученики спрашивали Иоанна Крестителя: “Ты ли Мессия или нам ждать другого?” (см. Лука 3:15). Иисус говорит людям: “Пойдите, скажите Иоанну, что вы видели и слышали: слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают, нищие благовествуют” (в англ. версии - благая весть проповедуется нищим; примеч. переводчика) Лука 7:22. Церковь во всех ее структурах должна быть знаменем любви Христа, поднятым для бедных. Проходя мимо этого болезненного предложения, церковь сама обеднела, а также стала не очень уверенной и неубежденной, чтобы проповедовать евангелие ясно и понятно. Она стала слишком по-детски привязанной к безделушкам почестей, лицемерию дипломатии, унизительным одолжениям со стороны богатых, идолопоклонству структурам и цене места. 

Вторая теория гласит, что Иисус предлагает принципы, а не правила. Он не говорит о практическом применении. Он просто дает цель, идеалистическую картинку, к которой мы должны стремиться. Это низводит Христа до уровня романтичного провидца: его учение - прекрасно в теории, но не практично на деле. Конечно, если бы люди жили по Его Евангелию, то не было бы никаких войн, национальных распрей или домашних ссор. Но Христос был всего лишь мечтательным реформатором с огромным количеством грандиозных идей.

Еще есть идея о второсортном гражданстве. Эта точка зрения гласит, что этическое учение Иисуса предназначалось только для определенного класса. Есть два вида гражданства в Царстве Божьем: для совершенных и обычных людей. Последние не призваны к совершенству. И все же Нагорная проповедь реально провозглашает призыв ко святости для всех христиан. Нет никаких различий между “святым” и обычным. По правде говоря, эти причины для отвержения пути Иисуса - более приемлемы, чем тот, что избирают многие христиане: этика евангелия слишком будоражит нас, она слишком проблематичная, чтобы жить по ней. Давайте заметем ее под коврик и забудем о ней. Если представлять ее другим такой, какая она есть, люди отвернутся от нас. Мы не спешим строить наше учение о морали вокруг Евангелия.

Например, в трех различных местах Новый Завет вполне ясно говорит нам, что наши грехи прощаются в той степени, в какой мы прощаем других. Эта истина ярко отображена в притче о немилосердном слуге. Он должен своему хозяину более десяти тысяч долларов, тогда как его коллега должен этому слуге сравнительно несерьезную сумму - примерно около двадцати пяти долларов. Между этими двумя долгами существует огромная несоразмерность. Но даже тогда, когда хозяин любезно прощает своему слуге долг, тот отказывается простить своего должника. Мораль ясна: если мы не прощаем нашим врагам, то мы сами не получаем прощение (см. Лука 6:37).

В течение долгого времени богословие исповедания грехов не было представлено с этой точки зрения. Мы придирались к приблизительному числу грехов, за которые мы можем получить прощение, а также к точным определениям разновидностей греха. Мы учитываем нарушенные границы дозволенного и равномерное распределение вины. Когда мы все же предлагаем прощение, довольно часто мы делаем это в духе превосходства, используя прощение как что-то, что висит над головой тех, кого мы соизволили отпустить со своего крючка. Новый Завет актуален только тогда, когда мы ухватываем фундаментальное значение радикального призыва Евангелия, в то же самое время понимая, что мы никогда не сможем полностью их исполнить. Никто из нас не может сказать: “Я соблюл все заповеди”. Мы всегда в какой-то мере терпим в этом неудачу.

Подумайте снова о прощении. В своем сердце никто из нас не простил своих врагов полностью, как мы должны это делать. Во время встречи Иисуса со Своими апостолами после воскресения на берегу Тивериадского моря, когда мы, возможно, ожидали бы увидеть то, что Рэймонд Браун называет “воздействием невыносимой славы”, Иисус подает им рыбу и жареный картофель. Нет никакого упоминания и даже, похоже, воспоминания об их предательстве. Там не слышно упрека или косвенного намека на их трусость во время испытания. Там не было саркастического приветствия: “Ну, что же, Мои ненадежные друзья...”.  Нет никакой мстительности, злости или унизительного упрека. Только слова теплоты и нежности.

То же самое происходит в Горнице, когда Иисус говорит: “Мир вам”. Это больше, чем прощение. Молчание Иисуса изящно. Чтобы научиться значению крепкой дружбы, деликатности в общении, чуткости к чувствам других и любви, которая “не ведет учета ошибок” (1 Коринфянам 13:5, перевод с англ. - примеч. переводчика), нам нужно услышать прощение в сердце Иисуса, когда Он говорит Марии Магдалине Пасхальным утром: “Пойдите, возвестите братьям Моим…” (Матфей 28:10).

Требования Евангелия приводят нас к отчетливому осознанию своей слабости и несовершенства. Они ошеломляют нас, помогают нам не переоценивать свои силы и заставляют нас осознать, насколько мы ограничены. Это осознание - когда мы позволяем ему проникнуть в свое сердце - хранит нас от самодовольства, самоуспокоенности и самодостаточности, которые отравляют настоящую духовность. Слово Божье помогает нам увидеть свою нужду. До тех пор, пока мы не подчиним свою жизнь суду Евангелия и стандартам совершенства и добродетели, установленным Иисусом, мы не сможем глубоко осознать, что мы - грешники, нуждающиеся в милости.

Кто из нас на самом деле познал на опыте истину, что мы спасены; что мы не спасаем сами себя; что в действительности мы - бедные, слабые грешники, с передаваемыми по наследству ошибками и ограниченными добродетелями; что мы являемся Божьими детьми не по заслугам, а по Божьей милости. Если радикальные требования христианской жизни никогда не будут нам предложены, если вместо этого мы будем довольствоваться безразличным соблюдением чуть теплого набора предписаний, мы легко станем самоправедными фарисеями, убежденными в своей правоте. Мы будем стараться спасти себя своими добрыми делами. Мы никогда не испытаем тайну искупления или любящей зависимости от Бога.

Согласно нашим собственным неуязвимым стандартам справедливости и чести, мы вполне преуспеваем в том, чтобы разыгрывать из себя христиан. Как часто кающийся католик приходит к таинству исповеди и говорит: “Благослови меня, отче, ибо я согрешил. Последний раз я был на исповеди год назад. Я ходил на Мессу каждое воскресенье и не ел мясо в постные дни. Другого вроде больше ничего нет”. Такая исповедь - ужасный упрек христианскому катехизису.

Если мы не обращаем внимания на радикальные требования Нового Завета в своем учении и игнорируем сбивающие с толку последствия заповеди любви ко всем, мы делаем христианство слишком легким и лишаем его значимости. Мы становимся такими же виновными, как фарисеи, которые игнорируют более важные и трудные вопросы о милосердии, любви и вере, соблюдая более легкие законы церкви, предназначенные только для того, чтобы быть границами христианского посвящения. Радикальные требования Иисуса ежедневно напоминают нам о наших недостатках и заставляют нас осознать, что спасение - это Божий дар.

Здесь мы постигаем суть этого откровения. Если Евангелие и говорит нам что-то, если церковь провозглашает из года в год всего одну вещь, то это то, что спасение является бесплатным Божьим даром. Евангелие - это добрая весть о бесплатном искуплении. “Но вы - род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет; некогда не народ, а ныне народ Божий; [некогда] непомилованные, а ныне помилованы” (1 Петра 2:9-10). Мы были переведены в царство возлюбленного Божьего Сына не своими заслугами, а по Его милости: Ибо благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился. Ибо мы - Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять (Ефесянам 2:8 -10).

Евангелие хотело бы, чтобы мы раз и навсегда поняли, что лозунг Армии Спасения “Иисус спасает” намного ближе к разуму и сердцу Христа, чем законничество и морализирование.

Важность безрассудства. Глава 1 - Истина. Часть I.

ЧАСТЬ I:
То, как мы живем

Евангельское повествование об изгнании торговцев из Храма приводит нас в замешательство (Иоанн 2:13–22). Оно представляет нам портрет сердитого Спасителя. Кроткий Агнец Божий, Который сказал: “ возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем” (Матфей 11:29), берет самодельный кнут и стремительно проносится по храму, переворачивая столы и витрины, выгоняя продавцов и крича им: “Убирайтесь отсюда! Это не торговая площадь! Не превращайте святое место в базар! Вы, лжецы! Посещение храма - знак почтения по отношению к Моему Отцу. Убирайтесь отсюда!”

Еще более неприятна неустанная страстью Иисуса к правде. В нашем обществе, где деньги, власть и удовольствие - название игры, тело истины кровоточит от многочисленных ран. Многие из нас лгали себе так долго, что наши утешающие иллюзии и логические объяснения покрылись налетом истины; мы прижимаем их к своему сердцу точно так же, как ребенок сжимает в руках своего любимого плюшевого мишку. Звучит неубедительно? Подумайте о мужчине, третий раз заказывающем мартини и цитирующем апостола Павла, что немного вина полезно для желудка; или “либерального” христианина, неистово защищающего сцену с обнаженными телами в фильме “Последнее танго в Париже”, насилие в фильме “Криминальное чтиво” или сцену орального секса в фильме “Мой личный штат Айдахо”, потому что они являются “неотъемлемой частью сценария и сняты со вкусом”; или представьте честного дьякона, который не обращает внимания на обман и манипуляции в своих деловых отношениях, потому что “это - единственный способ быть конкурентоспособным”; или целые церкви, в которых бредят идеями о человеческой невиновности, умение толковать Библию выдают за святость, а количество членов в церкви приводят в доказательство своей истинности. Этот список можно продолжать до бесконечности. Нет предела тем оправданиям, которые мы придумываем, чтобы предотвратить вторжение правды в свою жизнь.

Болезненный вопрос, с которым мы сталкиваемся сегодня в церкви, состоит в следующем: можно ли купить любовь Божью так дешево? Первый шаг в поиске правды заключается не в нравственной решимости избавиться от привычки привирать - каким бы непривлекательным ни был этот изъян характера. Этот шаг заключается не в принятии решения перестать обманывать других. Он заключается в решимости перестать обманывать самих себя. До тех пор, пока у нас не появится та же самая неустанная страсть к правде, которую Иисус проявил в храме, мы будем подрывать свою веру, предавать Господа и обманывать самих себя. Самообман - враг целостности, потому что он мешает нам увидеть себя такими, какие мы есть на самом деле. Он прикрывает наше отсутствие роста в Духе Истины и не дает нам прийти к согласию со своим истинным “я”.

Много лет назад я стал свидетелем силы самообмана, находясь в реабилитационном центре для алкоголиков в одном маленьком американском городке. Я заимствовал этот отрывок из своей книги “Евангелие оборванца”, написанной ранее). Сцена была следующей: большая двухуровневая гостиная в доме, находящемся на вершине холма с видом на искусственное озеро. В ней собрались двадцать пять мужчин, зависимых от алкоголя и наркотиков. Крезус О’Коннор, выздоравливающий алкоголик, является главным управляющим. Он - обученный душепопечитель, квалифицированный психолог и старший в команде штата реабилитационного центра. Он приглашает Макса, маленького, невысокого человека, сесть в центре группы, расположившейся в форме буквы П. Макс - номинальный христианин, женатый отец пятерых детей, владелец и президент своей собственной компании, богатый и приветливый, одаренный удивительным самообладанием. О'Коннор начинает допрос:

"Как долго ты пьешь как свинья, Макс?"

Макс недовольно поморщился. "Это довольно несправедливо."

"Посмотрим. Я хочу более подробно узнать историю твоего пьянства. Сколько ты выпиваешь в день?"

"Я выпиваю две Мэри с мужчинами до обеда и два Мартина после того, как мой офис закрывается в пять часов. Затем... "

"Что такое Мэри и Мартин?" - перебил его О'Коннор.
 
"Кровавая Мэри: водка, томатный сок, Вустершир и капля острого соуса Табаско. Мартин — это сухой джин Бифитерс, с оливкой и кусочком лимона".
 
"Спасибо, Мэри Мартин. Продолжай".
 
"Моя жена любит выпить перед ужином. Я подсадил ее на Мартина несколько лет назад" — улыбнулся Макс. "В этом ведь нет ничего плохого, джентльмены?"
 
Никто не ответил.

"Мы выпиваем два Мартини до ужина и еще два перед тем, как идти спать".
 
"Восемь порций спиртного в день, Макс?" - спросил О'Коннор.
 
"Все так. Ни каплей больше, ни каплей меньше".
 
"Ты — лжец!"'

Макс невозмутимо ответил: "Я притворюсь, что не слышал этого. Я занимаюсь бизнесом в течение двадцати восьми лет. Люди знают, что мое слово - кремень. Я построил свою репутацию на правдивости, а не лжи".
 
"Ты когда-нибудь прятал бутылку в своем доме?" - спросили Бенджамин, индеец из Нью-Мексико.

"Не смешите меня. У меня в гостиной есть бар размером в задницу огромной лошади. Ничего личного, мистер О'Коннор". Макс почувствовал, что к нему снова вернулась уверенность. Он снова улыбался.
 
"Ты держишь какую-нибудь выпивку в гараже, Мэри?"
 
"Естественно. Я должен пополнять запас. Человек моей профессии уделяет много внимания развлечению своих гостей у себя дома. Вы же понимаете меня, парни?".

Никто не ответил.
 
"Сколько бутылок стоит в гараже?"
 
"Я не знаю, сколько там точно. На вскидку я бы сказал, что там стоит два ящика водки, четыре ящика джина и несколько бутылок бурбона, виски и ликера".

Допрос продолжался в течение еще двадцати минут. Макс изворачивался и увиливал от прямых ответов, преуменьшал и рационализировал, оправдывая свое пристрастие к выпивке. Наконец, загнанный в угол непрестанным перекрестным допросом, он признал, что хранил бутылку водки в прикроватной тумбочке, бутылку джина в чемодане для поездок, еще одну в шкафчике в ванной в лекарственных целях, и еще три в офисе для того, чтобы развлекать клиентов. Он несколько раз поморщился, но не терял свою показную уверенность.
 
"Ты - лгун!" - громко сказал кто-то еще.

"Не надо быть мстительным, Чарли," - ответил Макс. "Вспомните пример из Евангелия от Иоанна о соринке в глазе брата и о бревне в собственном глазу. И пример из Евангелия от Матфея о горшке, который корил котел за сажу".
 
О’Коннор взял телефон и набрал номер междугородней связи. Это был город, в котором жил Макс. О’Коннор включил громкую связь, чтобы все могли услышать собеседника на другом конце провода.
 
"Хэнк Ши?"
 
"Да. Кто это? "
 
"Меня зовут Крезус О'Коннор. Я работаю консультантом в реабилитационном центре для алкоголиков на Среднем Западе и мне нужна ваша помощь. Вы помните покупателя по имени Макс?"

“Да”.

“Хорошо. С разрешения его семьи я ищу информацию о том, сколько он пьет. Вы работаете в баре, в который Макс заходит каждый день, поэтому я бы хотел, чтобы вы сказали мне, сколько приблизительно Макс выпивает каждый день”.

"Я знаю Макса, но у вас действительно есть его разрешение задавать мне вопросы?"
 
"У меня есть его письменное показание под присягой. Говорите."

"Он - адский парень. Мне он действительно нравится. Он оставляет здесь по тридцать баксов каждый день. Макс выпивает восемь мартини, покупает еще несколько напитков и всегда оставляет мне хорошие чаевые. Хороший парень".
 
Макс вскочил на ноги и разразился бранью, достойной портового грузчика. Он ругался на предков О'Коннора, подверг сомнению законнорожденность Чарли и порядочность всего реабилитационного центра. Он бушевал, вопил и извергал проклятия. Потом он впился пальцами в диван и плюнул на ковер.

Затем во мгновение ока он возвратил свое самообладание. Он снова сел на стул, поправил “маску”, перестроил линию защиты и со знанием дела отметил вслух, что даже Иисус вышел из себя в храме, когда увидел, что саддукеи продавали там голубей и пирожные. После импровизированной проповеди группе на тему оправданного гнева он откинулся на диван и сделал вид, что допрос закончен.
 
"Ты когда-нибудь были жесток со своими детьми?" - спросил Фред.

"Рад, что ты спросил меня об этом. У меня потрясающие отношения с моими четырьмя ребятами. На прошлый день благодарения я взял их на рыбалку в Скалистые горы. Четыре дня мы бродили по пустыне. Прекрасное время! Двое моих сыновей закончили Гарвард, а Макс младший учится на третьем курсе в …"
 
"Я спрашивал тебя не об этом. Каждый отец был жесток к своим детям хотя бы раз в жизни. Мне шестьдесят два года и я могу подтвердить это. Приведи нам один конкретный пример".
 
Последовала длинная пауза. Наконец, он сказал: "Ну, я был немного суровым с моей девятилетней дочерью на прошлое Рождество".
 
"Что произошло?"
 
"Не помню. Всякий раз, когда я начинаю думать об этом, на меня наваливается какая-то тяжесть".
 
"Где это произошло? Как это случилось?"

"Оставьте меня в покое!" - голос Макса повысился в гневе. "Я сказал вам, что не помню. Я не могу избавиться от этого тяжелого чувства".
 
Незаметно О'Коннор снова набрал номер того города и позвонил жене Макса.

"Мэм, это звонит Крезус О'Коннор. Мы находимся на сеансе групповой терапии, и ваш муж только что сказал нам, что был суровым с вашей дочерью на прошлое Рождество. Не могли бы вы рассказать об этом подробнее, пожалуйста?"
 
Тихий голос заполнил комнату. "Да, я могу рассказать вам. Наша дочь Дебби хотела пару туфель в качестве подарка на Рождество. Днем 24 декабря мой муж отвез ее в центр города, дал ей сорок долларов и сказал ей купить лучшую пару туфель в магазине. Она так и сделала. Когда она села в пикап, чтобы ехать обратно, она поцеловала его в щеку и сказала ему, что он был самым лучшим папой в целом мире. Макс сиял от счастья и решил отметить это по пути домой. Он остановился около бара и сказал Дебби, что скоро вернется. Этот вечер был очень холодным, на градуснике было минус восемнадцать, поэтому Макс оставил мотор включенным и закрыл двери снаружи, чтобы никто не мог забраться в машину. На часах было около трех часов дня и..."

Тишина.
 
"Да?"

В трубке стали слышны всхлипы. Ее голос стих. Она старалась сдержать слезы.

"Мой муж вышел из бара около полуночи. Он был пьяным. Двигатель прекратил работать и окна машины покрылись инеем. У Дебби были сильно обморожены оба уха и пальцы. Когда мы привезли ее в больницу, докторам пришлось сделать операцию. Они ампутировали большой и указательный палец на ее правой руке. Она останется глухой на всю жизнь".
 
У Макса, казалось, начался сердечный приступ. Он попытался встать на ноги, делая резкие, нескоординированные движения. Его очки слетели на пол, когда он упал на четвереньки и начал истерично рыдать.

О'Коннор встал и спокойно сказал: "Давайте разойдемся".  Когда мужчины встали, чтобы уйти, они посмотрели на Макса. Никто из них не забудет, что они увидели: Мэри Мартин, учтивый, богатый, искушенный светский человек, отец пяти детей, хронический алкоголик, все еще стоял на четвереньках. Его рыдания перешли в вопли. О'Коннор подошел к нему и пнул его ногой в бок. Макс перевернулся на спину.

"Ты - ничтожная мразь" — рычал О'Коннор. "Справа от тебя есть дверь, а слева от тебя — окно. Можешь выбрать любое. Убирайся отсюда как можно скорее. Я не провожу реабилитацию для лжецов!"

Если эти слова кажутся вам слишком жестокими, имейте в виду, что философия жесткой любви этого реабилитационного центра основана на убеждении, что невозможно начать эффективное лечение, пока человек не признает, что он бессилен перед алкоголем и что его жизнь стала неуправляемой. И этот вывод был сделан в результате многолетнего опыта. Альтернативой согласия с истиной всегда является какая-то форма самоуничтожения. У Макса были три варианта: сойти в конечном счете с ума, преждевременно умереть или освободиться от зависимости. Однако, у него не было никакого выбора до тех пор, пока враг не был выявлен в результате болезненного и беспощадного допроса на виду у других пациентов. Его самообман должен был быть разоблачен во всей своей нелепости.

Его история продолжилась весьма интересно. Макс умолял о том, чтобы получить разрешение на продолжение лечения и получил его. Затем он начал проходить через самые невероятные изменения своей личности, свидетелем которых стали пациенты из его группы. Он стал честным и более искренним, более открытым, более любящим и более уязвимым, чем когда-либо прежде. Жесткая любовь сделала его настоящим, а истина освободила его.

Развязка его истории еще более интересна. В ночь перед тем, как Макс закончил проходить лечение, другой мужчина, Фред, проходил мимо его двери. Дверь была приоткрыта. Макс сидел за своим столом, читая роман под названием «Уотершипский холм». Фред постучал и вошел. В течение нескольких секунд Макс сидел, уставившись в книгу. Когда он поднял взгляд, по его щекам текли слезы. "Фред" - сказал он хрипло, "я только что впервые в жизни помолился".

В своей автобиографии блаженный Августин показал тесную взаимосвязь между поиском истины и обращением сердца. Макс не мог принять истину о живом Боге, пока он не столкнулся с реальностью своего алкоголизма. С библейской точки зрения Макс был лжецом. В философии противоположностью правды является ошибка. В Священном писании противоположностью правды является ложь. Ложь Макса состояла в попытке быть кем-то, кем он не был — пьющим только по большим праздникам. В его случае правда заключалась в признании действительности — что он был алкоголиком.

В Евангелии от Иоанна лжец упрямо скрывается от света и истины, погружаясь в тьму. Дьявол - отец лжи: “Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи” (Иоанн 8:44). Дьявол - великий иллюзионист. Он лакирует правду. “Если говорим, что не имеем греха, - обманываем самих себя, и истины нет в нас” (1 Иоанна 1:8). Он побуждает нас придавать значение тому, что не имеет никакого значения. Он наряжает безделушки в блестящие фантики и обманом уводит нас от настоящего. Он заставляет нас жить в мире заблуждения, нереальности и теней.

Конфликт между отцом лжи и истиной о том, кто такой Иисус Христос, является главной темой Евангелия от Иоанна. Господь не только победил лжеца, но и дал нам часть в Своей победе через Духа Святого; вознесение Иисуса Христа на кресте высвобождает Дух. Пасхальный триумф не только искупил наши грехи и оправдал нас перед Богом, но и принес излияние Святого Духа, данного нам (Римлянам 5:5). Дух позволяет нам побеждать ложь, самообман и нечестность, вызывает в нас любовь к истине Божьей и помогает нам наслаждаться реальностью вечности.

Покойный Жан Даниэлу писал: "Правда - это когда разум придает вещам то значение, которое они имеют в действительности". Настоящей реальностью для верующего является Бог. Когда Макс признал и принял правду о своем алкоголизме, он переступил через порог признания Божьей суверенной реальности и заявил: "я только что впервые в жизни помолился".

Последствия для серьезного христианина, стремящегося иметь ум Иисуса Христа (Филиппийцам 2:5) и полноту жизни в Святом Духе, имеют огромное значение. Для большинства из нас самым реальным в мире является наше материальное существование; а самым нереальным - мир, в котором обитает Бог. Этот факт имеет настолько огромное значение и влияние, что лжец в библейском смысле по большому счету воспринимается как нечто само собой разумеющееся в нашем обществе. Поскольку религиозное измерение жизни - это своего рода необязательный аксессуар, в полной мере являющийся делом вкуса. Вера - это нерешительное согласие с набором догматических определений из пыльного ломбарда. В этом мире нужны влиятельные люди, которые движутся вперед и пожимают руки самым лучшим из них; люди, которые твердо стоят на своих собственных ногах и дают направление своей судьбе. Это сильные люди, которые добиваются своего, а не те, кто сломлены и живут в нужде.

Вы можете сказать, что это мотивы безбожных людей, что мы отличаемся от них. Мы возлагаем свое упование на религию, на веру. И все же есть порода лгунов, которые открыты Духу Иисуса, но поверхностно и неискренне. Они принимают все, но в них ничего не укореняется. Они поддерживают церковное обновление и изменения ради изменений. Они замечают соринку в глазах церковной иерархии, но не огромное бревно в своем собственном глазу. Они против абортов, когда дело касается нерожденных детей, но они готовы задушить мусульман, грешных и виновных. Они похожи на бабочек, которые пьют нектар из тысяч разных бутонов. Жизнерадостные люди, живущие одним днем. Сегодня они возносятся до небес, а завтра они испытывают настолько сильную депрессию, что просят себе смерти. Их жизнь ведома новомодными новинками, и они плывут по течению. Их самый высокий моральный долг заключается в том, чтобы сохранять свое лицо. Никогда не говорите им о том, что цена ученичества высока, что не существует дешевой Пятидесятницы. Это ненадежные христиане, которым нельзя доверять, и число им - легион.

Однако на этих страницах речь пойдет об искренних христианах, вера которых крепка и надежна. Иисус Христос является для них (или они находятся на пути к тому, чтобы это было так) самой важной личностью. Их молитвы - не показные, они лишены напускного благочестия. Они мудры в библейском смысле этого слова и видят реальность такой, какой она является на самом деле. В Писании разум не связан с успешной или не очень успешной деятельностью мозга. Он проявляет себя в признании существования Вездесущего Бога. “Сказал безумец в сердце своем: 'нет Бога'” (Псалом 13:1). С библейской точки зрения великий богослов может быть глупым; а неграмотная прачка, хвалящая Бога за закат, неизмеримо более разумна. Подразумевается, что христиане, о которых пойдет речь на страницах этой книги, обладают разумом и заинтересованы в поиске истины, независимо от их состояния и жизненного статуса.